Игорь Тихорский - Лунный свет[ Наваждение Вельзевула. "Платье в горошек и лунный свет". Мертвые хоронят своих мертвецов. Почти конец света]

— Возраст?

— Молодость и знакомство с жертвой также следуют из диагноза. Раз он затаил обиду, значит, они знакомы. И с пожилыми людьми Анна контактов не имела. Выходит, подросток. Пол определить элементарно, здесь действует знание структуры поведения мужчин и женщин в критический момент. Он молод, следовательно, его родители, вероятно, живы, а жить с сыном столько лет и не заметить хоть каких-то отклонений… Родители и дворовые приятели — разные люди.

— «О’кей оби». Основной вопрос. Вы целиком исключаете вероятность сексуального преступления?

— Абсолютно. Кто бы это ни был, сексуальные мотивы исключены.

Глава 8

Стрельба в цель упражняет руку и причиняет верность глазу.

Спроси кто-нибудь Тенякова, снятся ли ему кошмары, Сергей лишь презрительно рассмеялся бы в ответ. Да никому и, в голову такое не приходило. Извечная уверенность в себе, лучезарная улыбка, непробиваемое спокойствие служили достаточным доказательством, чтобы утверждать: «Вот личность, приобретшая лучшие свои черты на войне, вопреки всем ее ужасам». Порой именно так отзывались о Тенякове самые высокие чины милицейской иерархии. В «убойном» отделе Теняков был легендой. Ему даже завидовали.

Между тем кошмары были. Каждый сон, который Сергей заставлял себя вспомнить, начинался и заканчивался одинаково — горящий десантный вертолет и нож моджахеда в миллиметре от глаз. Сергей подозревал, что сны, благополучно забытые, были о том же.

Крик — единственное его спасение, застревал где-то в душе, едва родившись. В конце концов, он мало походил на героев дешевых бразильских мелодрам. С каждым разом он становился все спокойнее и терпеливее. Правда, не делался от этого вежливее в общении. Но это уже издержки эпохи.

Теняков научился улыбаться. Выдавать себя за счастливого человека. Что может быть проще?

Изучать архивы — утомительно и мерзко. Можно часами копаться в старых делах и заснуть, так ничего путного и не обнаружив. Можно надышаться пыли и угодить в больничку с приступом аллергии. Если очень повезет, можно оказаться заваленным рухнувшими полками, с трудом держащимися на гнилых креплениях.

Зато в архиве ГУВД риск сильно уменьшается. Полки здесь устойчивые, дела почти не покрыты слоем пыли, есть даже компьютер.

Теняков довольно долго возился, перебирая папки со старыми преступлениями, задремывая и просыпаясь, но нужного дела найти не удавалось. Собственно, интересовали Сергея только случаи со смертельным исходом, только за прошлый год и желательно в Ленинском районе. Даже профессионал Теняков раньше представить себе не мог, сколько людей умирает за короткий срок в одном отдельно взятом районе города.

Наконец после многих часов Теняков обнаружил папку с делом о смерти Екатерины Лежневой, поехал по указанному адресу и разговорил обитательницу квартиры, соседствующей с той, где когда-то обитала погибшая Катя.

— А давно Игорь с Катей здесь обитают?

— Да почитай, уж с самого рождения. Тридцать с чем-то лет. Как этот дом построили, они уж здесь поселились. Родители их приличные люди были, добрые, интеллигентные, приятно вспомнить. Милые, добрые…

— А сейчас они где?

— Уехали. В Калуге теперь. Домик там по наследству получили. Когда уезжали, прощались, звали в гости к себе. Да я не поехала — старая.

— Они про Калугу сами сказали?

— А то? Я сама никогда в чужие дела не лезу. Пригласили и говорят: мы, мол, уезжаем, а деток тут оставляем. Присматривайте за ними, говорят. А Игорек большой, почти шкаф. Как тут присмотришь… Да и Катенька…

— Скажите, Катя была замужем?

— Нет.

— Тогда почему у нее другая фамилия? У брата — Епишин, а сестра — Лежнева. Родители тоже Епишины.

— А Катенька приемная. Она сироткой осталась. Из детского дома взяли, четыре годика было, а Игорьку пять. Катя взрослая стала и при выдаче паспорта фамилию свою взяла.

— Осложнения после этого с родителями и братом случались?

— Было. Маргарита-то Афанасьевна с Игорем Юрьевичем, отцом ее, целый скандал устроили. А без их согласия фамилию нельзя поменять. Но брат Катеньку защищал, они и испугались.

— Испугались чего?

— Игорька. Он очень своевольный мальчик. Сколько годочков прошло, а многие его штуки помню.

— Что ж он — против родителей пошел?

— Сестру очень любил. У нас во дворе мальчишка есть, сейчас взрослый, переехал в другой дом. А лет шестнадцать назад он Катеньке… даже не приставал, нет, слово плохое сказал. Игорек услышал, жутко избил. Мальчишка тот из больницы вышел и переехал сразу, а Игоря из комсомола исключили.

— В армии он служил?

— Два года, как полагается. В Афганистане. Сержантом вернулся.

— В Афганистане… Черт. Курить можно?

— А на здоровье. Дымите. Муженек мой вон тоже дымит. «Беломорканал» предпочитает. Здоровье свое еще на БАМе угробил.

— Дело вкуса.

— Да, на любителя.

— Ксения Денисовна, сами-то вы об Игоре что думаете?

— Странный парень. Сказать нечего. — Толстая Ксения Денисовна пожала плечами, отчего вся заколыхалась. — Иногда милейший в разговоре, а часто хочется бежать от него далеко-далеко… От сестры ни на шаг. Разве что на работу один ходит.

— А в армию чего ж пошел?

— Сестра и уговорила.

— Ого! — восхитился сыщик.

— Да. Долго уговаривала.

— А работает где?

— В… э-э… совместном предприятии. Название вылетело. Электротехнику чинит. Много лет.

— Хорошо чинит?

— У меня всей электротехники — утюг и розетка. Не знаю.

— Друзья есть?

— Есть один. Володя.

— Хорошо, потом. Внешность брата?

— Огромный очень. Ростом выше вас. Светлые волосы, прямые. И сильный. На лбу шрамик маленький. Плечи прямые, широкие. Одно ухо чуть-чуть меньше другого. Голос мягкий, сдавленный малость. Нос на утиный клюв смахивает. Глаза серые. Ноги при ходьбе внешней стороной ступни наружу ставит… Дайте подумать, еще чего-нибудь вспомню. А вообще — приятная внешность.

— Сейчас он дома?

— Нет.

— Точно?

— Точно.

— Откуда такая уверенность?

— Сколько лет в одном доме. Я знакомых с полуслова понимаю. А Катеньку с Игорьком знаю лучше, чем себя. Привычки, я имею в виду. Ой, чаю желаете?

— Не откажусь.

— Еще бы. Чай «Липтон» — выбирает успех… Нынче многие говорят только рекламами. Меня рекламы пугают. Шестьдесят лет не знала, что во время еды во рту нарушается кислотно-щелочной баланс, а теперь после еды остатние зубы чищу. Но «Орбит» или «Дирол» все равно не куплю.

Ксения Денисовна любила изредка выпить и послушать чужие разговоры, но не любила сплетничать. Еще Ксения Денисовна любила милицию. Явственно просвечивало коммунистическое воспитание. Говорила Ксения Денисовна лишь то, что действительно знала. Понять ее было невозможно. Приходилось терпеть такой, какая есть.

— Ксения Денисовна, расскажите о том, как умерла Катя.

— Э-э… раньше бы пришли. Катенька погибла, а никому и дела нет. Поздно спохватились. Началось все около года назад. Она какая-то странная стала. Задумчивая, молчаливая, даже страшновато. А с братом по-прежнему веселая, радостная. Только напускное это, видно же. Игорь замечать стал: он очень чуткий, особенно к сестре. Расспрашивал, она молчала. Он и перестал. Думал, личное, зачем тревожить. Месяца через два однажды Катенька ко мне приходит. «Ксения Денисовна, мы давно знакомы, вы даже помогали раньше нашей семье. Могу я с вами посоветоваться?» — «Пожалуйста, дорогая, сколько угодно». — «Я хочу понять, что делать?» — «Слушаю тебя». — «Два месяца назад я у одного человека в гостях была. Не важно, у кого и где. Дело в другом. Это ночью было. И я случайно на улицу выглянула. Прямо напротив окна там уличный фонарь висел. И вот рядом с ним остановилась машина. Вышли четверо и стали ящики в дом таскать. Ящики тяжелые. Один упал, и крышка отлетела. А оттуда оружие высыпалось. Пистолеты разные. Я сперва решила — игрушки, а потом пригляделась — не похоже. У друга спросила, может, здесь какой игрушечный магазин. Нет. Вот скажите, что теперь делать? В милицию идти — засмеют. Может, ерунду видела. А может, серьезное что. Сейчас кругом бандиты». — «А брату почему не скажешь?» — «Ни в коем случае. Он сразу допытываться станет, где я была, у кого. А зачем человека подставлять. Да и заранее ясно, что Игорь решит. Велит тихо сидеть и помалкивать». — «Иди в милицию». — «Засмеют!» — «Что ты. Это их работа. Обязаны внимательно выслушать. И принять меры. Глядишь, разберутся, и тебе полегче станет». Уговорила таки. Сходила Катенька в милицию. Вернулась. «Меня очень ласково встретили. Оперативник один расспрашивал. Усадил на стул, вежливо обращался. И посоветовал выкинуть из головы. Забыть. „Зачем, — спрашивает, — портить нервы такими вещами?“ Я ему: „Хорошо. Только вы разберитесь, иначе я к начальству пойду“. Он обещал. Но мне не понравился. Мерзкий какой-то. И вообще все милиционеры на уголовников смахивают. Одно лицо. А этот хотел узнать, кому я еще чего сболтнула. Я сказала — никому. На всякий пожарный».